Поэтесса Вероника Михайловна Тушнова сегодня, увы, подзабыта.
Она не приписана к плеяде русских классиков. Не вошла ни в ряды советских поэтов первого эшелона, ни в когорту «антисоветских» поэтов, диссидентов или знаменитых «шестидесятников». С ее именем не связано никаких громких литературных скандалов. Она «просто» писала лирические стихи, на которые созданы популярные песни.
Наиболее «на слуху» одна страничка творческой биографии Вероники Тушновой: на её стихи «Не отрекаются любя», «А знаешь, всё ещё будет!..», «Сто часов счастья» были написаны синглы Аллы Пугачевой 1970-1980-х годов. Несколько поколений знает и любит эти песни.
Но массовая память коварна: люди говорят «песня Пугачевой», и из голов вон, что тексты эстрадных хитов написала Вероника Тушнова. А музыку «Не отрекаются любя» – Марк Минков.
Вероника Тушнова родилась в Казани в очень интеллигентной семье, окончила медицинский факультет Казанского университета, с 1930-х годов жила в Ленинграде с родителями – отца, профессора Казанского ветеринарного института, перевели в город на Неве. Первые стихи написала еще до войны. О том, как происходило ее «поэтическое взросление», Вероника Михайловна честно призналась в статье
«О поэзии»:
«Меня часто спрашивают: «А когда вы начали писать стихи?» И мне всегда бывает трудно ответить на этот вопрос. Что понимать под словом «писать стихи»? Складывать фразы в правильно чередующиеся, зарифмованные строки и строфы? Если так, то я начала писать в самом раннем детстве, лет в шесть-семь…
…Солнышко светит и греет,
птичек слышны голоса…
Стихи у меня получались такими же гладкими и аккуратными, как многие из тех, которые я читала в детских книжках. И слова в них те же, и писать их было очень просто и легко. Я иногда брала тетрадку и говорила себе: а теперь я напишу про зиму. А теперь про весну. И это всегда удавалось.
…Но вот однажды пропал без вести престарелый чёрный кот Буська, и мне захотелось увековечить в стихах это печальное событие. К своему немалому удивлению, я вдруг поняла, что написать об этом гораздо труднее, чем о зиме, весне или ручейке. И вполне понятно: ведь никто до меня не писал об этом. Никто, кроме меня, не знал нашего грузного, облезлого кота, его привычки спать в печке, его хриплого мяуканья, разорванного уха, манеру, привставая, толкать лбом в колени.
В данном случае я уже не могла пользоваться чужими и удобными и красивыми словами. Приходилось придумывать свои. Кроме того, мне было жалко кота и хотелось, чтобы другие пожалели его тоже. Всё это налагало ответственность.
Я писала долго, и стихи получились гораздо хуже, чем обычно. Зато впервые в жизни закралось в меня подозрение, что всё «сочинённое» мной ранее — совсем не хорошо и гордиться этим, пожалуй, не стоит.
…Было бы неверно сказать, что с этой минуты я стала поэтом. Сколько раз я ещё поддавалась соблазну сложить стихотворение из чужих гладеньких и так хорошо, впритирку ложащихся кирпичиков».
Каким-то образом Тушновой удалось показать свое творчество Вере Инбер, и та посоветовала поступить в Литературный институт
им. А. М. Горького. Что Тушнова и предприняла… в 1941 году.
По иронии судьбы, с началом Великой Отечественной войны вместе с матерью и маленькой дочкой Наташей Веронику Михайловну эвакуировали на родину, в Казань. Благодаря медицинскому образованию Тушнова работала доктором во время Великой Отечественной войны. Конкретно: палатным врачом нейрохирургического госпиталя для раненых бойцов Красной Армии. В феврале 1943 года приехала в Москву и работала врачом-ординатором в госпитале. Годы, проведенные в госпиталях, заметно отразились на её творчестве.
«Военные» страницы наследия Тушновой мало известны читающей публике, хотя публиковаться она начала в военные годы с лирическими и патриотическими стихами. После войны Вероника Михайловна окончательно «переквалифицировалась» на литературу.
В 1947 году Тушнова участвовала в первом Всесоюзном совещании молодых писателей. Наиболее активно публиковалась в 1950-х – 1960-х годах. В этот период она вела творческий семинар в Литинституте, работала рецензентом в издательстве «Художественная литература», очеркистом в газете. Переводила произведения Рабиндраната Тагора, Габдуллы Тукая, сербской поэтессы Десанки Максимович и других авторов.
Бывает так: человеку везет в профессиональном плане – и не везет в любви. Это случай Вероники Тушновой. Она была так несчастлива в личной жизни, что биографы отмечают этот факт как имеющий мощное влияние на поэзию Вероники Михайловны. Поэтесса дважды была замужем, оба брака распались, добавив ей переживаний. В последние годы жизни имела роман с женатым коллегой, который не решился оставить семью. Этому своему «предмету» Вероника Тушнова посвятила последнюю прижизненную книгу – «Сто часов счастья». В нее вошли стихи, написанные уже тяжело больным человеком (у Тушновой была онкология, и, когда она писала пронзительные строчки, уже знала о своем диагнозе). Именно от рака Вероника Михайловна умерла в возрасте 50 лет (то есть 54-х) в июле 1965 года.
При жизни у Вероники Тушновой вышло семь сборников: «Первая книга» (1945), «Пути-дороги» (1954), «Дорога на Клухор» (1956), «Память сердца» (1958), «Второе дыхание» (1961), «Лирика» (1963), «Сто часов счастья» (1965). Вскоре после ее кончины, в 1969 году, вышел сборник «Стихи» и была переиздана «Лирика». Следующие переиздания относятся уже к более поздним временам, в том числе и к новому тысячелетию. К наследию Тушновой обратились и современные технологии: в интернете доступна цифровая книга «Не отрекаются, любя», подготовленная в 2012 году издательством «ЛитРес».
Наиболее известное стихотворение Вероники Тушновой – благодаря эстраде — «Не отрекаются, любя», написано в 1944 году, но популярность его прогремела, когда автора уже не было на свете. Романсовое сопровождение Марк Минков создал для этого текста много лет спустя. Романс впервые прозвучал в 1976 году в спектакле Московского театра имени Пушкина. «Хитом» он стал в 1977 году в исполнении Аллы Пугачёвой. Сама Алла Борисовна как-то назвала эту песню главной в своём репертуаре и призналась, что во время исполнения её прошибает слеза. «За это чудо можно дать Нобелевскую премию!» – примерно так выразилась экспрессивная певица. Она права, эти стихи Тушновой, действительно, великолепны.
Что касается всего творческого наследия Вероники Михайловны, то большинство стихов, по меркам сегодняшнего дня, антикварны. В ее поэтике много стереотипов, типичных для советского времени, когда пафос и показной оптимизм были фактически языком официальной поэзии. Эти «ростки» умудрились пробиться и в лирике Тушновой, придавая многим ее стихам социальный характер («чистую» лирику тогда печатали с неохотой, и с этим поэтам приходилось считаться).
Вероника Тушнова никогда не стремилась к авангардизму, использовала классические приёмы стихосложения – парную либо перекрёстную рифмовку, популярные стихотворные размеры, допускала глагольные рифмы и почтительно относилась к русской грамматике. Иными словами, ни единым словом установившиеся каноны не нарушала. Не потому ли не попала «в обойму» дерзких новаторов-«шестидесятников», с которыми творила практически в одно время?.. Но зато эти «традиционные» стихи обладают главным достоинством: поэтесса умела найти человеческие слова для выражения человеческих чувств. Вероника Тушнова стремилась говорить просто, понятно и эмоционально. И это ей всегда удавалось. Потому Аллу Борисовну Пугачеву и «прошибает слеза» на песне «Не отрекаются, любя».
Стихи «Голуби» – ретроспективные, в которых взрослая женщина вспоминает сладостный эпизод босоногого детства.
Тусклый луч блестит на олове,
мокрых вмятинах ковша…
Чуть поваркивают голуби,
белым веером шурша.
Запрокидывают голову,
брызжут солнечной водой,
бродят взад-вперед по желобу
тропкой скользкой и крутой.
Бродят сонные и важные,
грудки выгнуты в дугу,
и блестят глаза их влажные,
как брусника на снегу.
Сад поник под зноем парящим,
небо — синьки голубей…
— Ты возьми меня в товарищи,
дай потрогать голубей.-
Верно, день тот был удачливым
ты ответил: — Ладно, лезь…-
Дребезжать ступеньки начали,
загремела гулко жесть…
Мне расти мальчишкой надо бы
у мальчишек больше льгот…
А на крыше — пекло адово,
сквозь подошвы ноги жжет.
Целый час с тобой стояли мы
(неужели наяву?),
птицы в небо шли спиралями,
упирались в синеву…
Воркованье голубиное,
смятый ковш, в ковше — вода…
А часы-то в детстве длинные —
и такие же года.
Кто их знал, что так прокатятся,
птичьей стайкой отсверкав…
Я ли это — в белом платьице,
с белым голубем в руках?
Это поэзия высокой пробы. Вглядываясь в прошлое литературы, мы видим её будущее. Как бы ни ломался язык в поисках совершенства, как бы ни искались «новые формы», от истоков поэзия уйти не может. Надеюсь, когда-нибудь манера Вероники Тушновой говорить об искренних человеческих чувствах простыми человеческими словами снова возобладает в русской лирике.
